Вообще-то, Ноа было совсем не обязательно идти сюда сегодня. Тем более, в одиночестве.
Вообще-то, это даже слегка опасно: он точно знает, что ночами по этому дому бродят какие-то бомжи – то ли притон тут устроили, то ли ночлежку на холодное врем – лично поинтересоваться у них он всё-таки не решался. Другой вопрос в том, что компанией сатанисты пугали бомжей сильнее, чем бомжи сатанистов. По одиночке напугать их было проще. Кого угодно, только не Ноа. У Ноа в правом кармане куртки раскладной ножик, домашней заточки, даром, что с несчастного Ali Express, а в рюкзаке бутылочка керосина и две зажигалки – на случай, если одна подведёт. В теории, Ноа ничего не будет стоить зарезать любого, кто решит на него напасть, а затем спалить к чертям ещё тёплый труп. На практике делать этого он, конечно, не будет, но подготовленным к любому раскладу быть приятно.
Он наступает на очередную кучу листьев, прислушиваясь к их шороху. На секунду задерживает дыхание – затем выдыхает, наблюдая за тем, как с губ слетает едва заметное облачко пара. Этот год особенный: едва стукнула осень, как летний зной сменился ночными заморозками. Джинсовая куртка уже не спасает от тянущего ветра, слабое тело пробирает до самых мурашек.

Грэму нравится это место: это его место. Да, теперь он показал его остальным, и в нём периодически проводятся жертвоприношения, но, вообще-то, первым обнаружил его именно он.
Какой-то заброшенный, ничем не примечательный дом. Внутри воняет влажным деревом и чьим-то дерьмом (особенно у лестницы: местечко под ней, местные «домовые», по всей видимости, облюбовали под туалет); мебель, возможно, крепкая при живом владельце, уже обветшала, обивка дивана продырявилась, протёрлась, на кровати вылезли пружины, половицы скрипели на все лады и тональности – тем не менее, находиться в холодном отчуждённом и заброшенном давным-давно доме Ноа всегда было приятнее, чем в собственном, живом и светлом. Здесь он может быть наедине с собой, никому ничего не обязанный, не пристыженный собственными проблемами.
— Ну блять, — шёпотом матерится себе под нос, спотыкаясь о какой-то камень, и чуть не падая прямо в некошеную траву: чёрт знает, что под собой скрывают и эти заросли. Юноше удаётся устоять на ногах по чистой случайности, но это его выдаёт. Он не успел пока что заметить в ночной темени, но, оказывается, прямо у дома уже кто-то стоит. И этот кто-то, кем бы он там ни был, Ноа не нравится.
Пальцы сами касаются кармана куртки, сквозь него прощупывания очертания ножа: просто так, на всякий случай, ради самообороны.
Первый инстинкт – бежать. Второй – отстоять собственную территорию. Третий – не ввязываться в глупые истории. Впрочем, язык у пацана срабатывает быстрее, чем мозг. Он слышит вопрос в свою сторону, а значит обязан на него ответить. Желательно, заранее придумав себе адекватное оправдание.

— Насколько мне известно, я всё ещё живой, — сердце бьётся быстрее нужного, но отчего-то голос незнакомца не внушает Ноа достаточно страха, чтобы отвадить от излюбленного места. Он не просто так сюда пришёл – не должен и уходить, не исполнив задуманного. Он щурит глаза и медленно движется ближе к крыльцу, пытаясь разглядеть из бесформенной тени хотя бы силуэт человека. Постепенно с силуэтом очерчиваются детали: человек не выглядит опасным. Это подталкивает юношу продолжить диалог. Все же знают: лучшая защита – это нападение.
— А ты что здесь забыл? Тоже в бессмертного решил поиграть? — получается грубо, чуть грубее, чем хотелось бы, враждебно даже. Впрочем, Грэм не зря хмурит брови и сжимает губы. Не хотелось бы, чтобы его место стараниями одного любопытного прохожего превращалось в какой-то проходной двор из-за того, что одному дураку не сидится ночами дома. Кто его знает – растрепет друзьям, понапишет в интернетах, а того и гляди пожалуется местным властям на опасное место. В туристическом, пряничном Теллюрайде не так-то просто найти свою зону отчуждения, удачно спрятанную от лишних глаз, — Не знаешь, что ли, что говорят об этом доме? Тут бомжи собак едят. И какие-то придурки пентаграммы рисуют.

Ну да, придурки.
Он – один из главных, с пентаграммой, высеченной краской прямо на рёбрах. Об этом только незнакомцу знать совсем не обязательно. Как и о том, что он завсегдатай этой заброшки. Впрочем, демонстрация обширных знаний в этом деле не сильно поможет – Ноа мысленно бьёт себя по лбу и старательно хмурит лицо сильнее, приближаясь к незваному гостю всё ближе.

Мерлин хорошо помнила день, ставший началом темных времен. День столь солнечный, лишенный всяких забот, пускай и преисполненный королевского официоза. Приглашенные к людскому двору маги демонстрировали свои умения, Утер в окружении семьи наблюдал за представлением с постамента. Сама она также должна была принять участие в забавах, но отказалась, ссылаясь на недоброе самочувствие. На самом деле то был вопль практически животного чутья, обещающий жуткие перемены во всем, что знала она.

- Что-то грядет, Утер. Я не могу посмотреть дальше - они заметят меня.
- Они? Мерлин, ты сомневаешься в собственном народе, а опасаться велишь мне?
- Не мы пострадаем первыми. Я лишь хочу предложить помощь прежде, чем нужда станет вашей явью.
- Он мой брат. Ты мне никто. С чего мне верить подданной другого короля, а не законнорожденному Пендрагону?
- Мне нет смысла завидовать тебе. Моя жизнь не утратит смысл, коль твой сын будет жить.
- Не смей вмешивать в свои бредни Артура! Думаешь, я не знаю о том, что твой король предпочел Мордреда тебе? Я не стану рушить доверие в своей семье, равно как подрывать мир между двумя народами из-за твоих страхов. Оно того не стоит.

Пендрагоны. Гребанные Пендрагоны с их гордыней! Пожалуй, не питай Мерлин парадоксальной любви к людям, никогда бы не связалась с этим родом. На каждое поколение у них приходится монета о двух сторонах: одному суждено стать великим героем, а второму потонуть в зависти и ко злу взывать. И всеми виною сей премерзкий характер! Говорил отец: люби животных и любовь твоя вернется сторицей. Нет же. Полюбилось тебе с детства быть первопроходцем на сложных тропах.

Что сказать. Мерлин умела воспроизводить фразу "я же говорила" не произнося ни звука. Хватало одних глаз. А права чародейка была поразительно часто.

Когда началась бойня, не бежала она. Уберегла, кого могла - безусловно, вела их из пекла в укрытие - конечно, позволила остальным думать, что прячется в страхе - да. С признанием Мордреда наследником их учения, она утратила жажду признания; со смертью короля - избавилась от нужды в чьем-либо одобрении. Мерлин верила лишь собственному чутью. Не хотела он когда-либо еще связываться с отвергнувшим её родом, но видение будущего стали неумолимым: победа невозможна без их участи. Кража посоха павшего короля из самого центра тьмы - поступок сам по себе невероятный настолько, что открыл за собой бесконечную череду вариаций. Из всех них Мерлин выбрала кувалду и кузницу, зная, что никто об этом поступке никогда не узнает. Мерлин привязала меч к смертному роду и передала Владычице Морской, поскольку понимала: должна наступить себе на горло, дабы Утер сделал то, что должен. Жаль, что большинство людей минует свой жизненный пик, когда подобная мудрость суждений достигает их разума. Расчет был прост. Дабы убить Мордреда, нужно разрушить источник его сил, чем она собиралась заняться, отправившись в самоубийственный путь. Тогда меч подскажет, как пронзить сердце предателей. Мерлин ничуть не сомневалась, что духу хватит им обоим: человеку и магу, коим суждено вместе покончить с войной.

Она смогла. Смогла пройти через орду предавших братьев и сестер по крови, смогла разрушить треклятую башню и выбраться живой. Утер не смог. Убить ненавистного врага оказалось легко, но... Сего Пендрагона жизнь напрасно не роняла в грязь. Тогда, быть может, решился бы заколоть брата без обязательной демонстрации предательства с его стороны.

Так, миг шагнул из эпохи "пиздец как плохо" в эпоху "хуево но живем". Почему-то подобное положение вещей не устраивало лишь отдельно взятых людей и бесило одного конкретного мага. Мерлин не смогла смириться с ошибкой, которую считала своей и утратила всякое желание возвращаться в мир, который спасти не сумела. Она осталась в землях, окрещенных темными, осаждая попытки редких смельчаков приблизиться к "подвигу" Мордреда и сдерживая порывы тьмы просочиться в мир из сего источника.

Именно поэтому она не вмешалась в шествие странника, хоть приметила его еще на стадии открытия магом портала. Он не был первым, и, казалось, не будет последним. Мерлин следила за ним с интересом, пытаясь вспомнить, когда сюда в последний раз проникал простой смертный. Мерлин простилась с силуэтом незнакомца в момент, когда волки загнали беднягу к самой башне, откуда иного пути нет. Жестоко? Безусловно. Но она уже помогала людям в прошлом и что получила взамен? Что получилось взамен? К черту. Никогда больше! Разве что случиться диво дивное, из тех, что невозможных даже для того, кто верит.

- Во имя бороды Мерлина! - только и сорвалось с губ, когда утопающий в смоли алтарь окрасился синеватыми отблесками до боли родной магии. - Найду и обращу в обратного кентавра того, кто решил, что у меня есть борода.

Сглазила. Теперь придется вмешаться в судьбу сего человечишки хотя бы для того, чтоб разобраться... да какого черта! Очевидно же. Если в его руках Экскалибур ожил, то он надлежит к роду её любимых людей. Людей, которые не могут идти по жизненному пути без неё. Людей, которые заебали до глубины бессмертной души. Людей, которые никогда еще не относились к ней так, как она того заслуживала...

Ладно, пошли к нему, чего нет? Что может пойти не так?

- Нахер - это туда, дорогая, - обменявшись любезностями со старой знакомой, Мерлин сделала глубокий вдох и приблизилась к павшему заклинателю змей. Неужели на женщинах не тренировался? Вспоминая вновь про ожесточившийся характер нашего мага, стоит отметить, что в первую очередь внимание она обратила на бесхозный меч у своих ног, лишь потом на испускающее дух тело мужчины. Понадобилось еще несколько секунд, чтоб смириться с мыслью, что спасать придется обоих. Тогда девушка бережно подняла выкованное собственными руками оружие и заботливо (нет) потянула за собою особу королевского рода силой мысли. Выйти бы из сего мрака, а там она устроит ускоренную доставку домой. 

Облюбованная Мерлин пещера могла бы считаться рядовым укрытием. Не будь она высечена почти у самой верхушки скалы, а у входа в оную хилая горная речушка не обращалась в водопад. Летучие твари побоятся сунуться к ней, а всем прочем для восхождения  понадобятся крылья. Посему девушка без особых опасений оттянула кровать к самому обрыву, ведь ей предстояло отмыть своего человека от грязи хотя бы для того, чтоб понять, откуда из него течет кровь. Согласитесь, обливать его водой из ведра внутри пещеры было бы не очень практично. Одежду чародейка стянула не менее решительно, наскоро развесив оную прямо под проточной водой, дабы избавиться от калейдоскопа запахов, давно уж позабытых одинокой женщиной. В лунном свете пред нею предстал измученный боем мужчина и, если бы на бедре не поблескивали алой кровью следы от змеиного укуса, то даже и не знала бы, за что в первую очередь браться.

- Не верю, что делаю это... - Мерлин в порыве закатила глаза к небу, но не найдя у звезд понимания, склонилась над будущим королем Камелота и, быстрым движением перебросив его член на другую ногу, взялась отсасывать яд. Отплевываясь от железного привкуса крови и горечи отравы, а также стараясь не думать ни о чем на свете, она то и дело бросала пытливые взгляды на лицо мужчины, пытаясь понять, насколько близок он уже к опасной черте. - Да гори оно все огнем! Выживет - сама его трахну. Хоть раз в жизни получу что-то приятное от их рода.

Решение Мерлин приняла крайне опальное и говорим пока не о плотских утехах. У неё было зелье, приготовленное некогда для личных целей. Оно могло исцелить любой тяжести урон внутри тела такого создания, как она, но не затягивало мигом незначительные повреждения снаружи, дабы можно было избежать смерти, но не выдать себя в кругу людей. Была лишь незначительная проблема: совсем не факт, что человек вынесет его крепость. Что, впрочем, не важно, поскольку Мерлин уже на пальцы нацепила полые зубы гигантской змеи и с силой вонзила в грудь беззащитного мужчины, дабы через оные по капле ввести снадобье прямо в кровь. Всегда любила эксперименты.

Следующий день прошел без особого веселья. Мерлин заботливо обрабатывала раны мучимого жаром Пендрагона, прикладывала ко лбу холодный компресс, омывала обнаженное тело от пота. Охотилась и собирала припасы, когда он начинал болтать с кем-то другим в бреду и давал ей немного покоя. То и дело переставляла меч, мысленно ругаясь с ним на тему того, кто прав, а кто виноват. К вечеру температура спала, что было хорошим знаком - он перестал отвергать инородную смесь, а значит, будет жить. Чародейка облегченно вздохнула и укрыла белокурого покрывалом из волчьих шкур, ловя себя на том, что за последний день видела мужскую наготу дольше, чем за последние годы. После она взялась за приготовление похлебки из мяса дикой птицы на костре, что был посреди пещеры, поскольку позабыла уже, когда в последний раз ела. Вероятно, как и спящий спутник, чья кровать волшебным образом перекочевала под стену напротив входа. Так, сидя по другую сторону костра с миской горячей стряпни спустя энное время, Мерлин уже откровенно потешалась, помахивая в сторону мужчины рукой, как будто здесь и без того пахло съестным недостаточно сильно.

О ВАС И О НАС

---

Мо и Энди двойняшки. Он старше на 12 минут, а ведет себя так, будто старше на 12 лет. Добрый и мягкий парень, очень ответственный и честный, веселый и компанейский. К тому что его брат и сестра мутанты отнесся поначалу с опаской, потому что Морин едва не убила старшего брата, но со временем привык и перестал обращать внимания на то, как сестра вырывает дверцы шкафов с петель. Просто спокойно шел и привинчивал обратно.
Он чувствует сестру некой ментальной связью. Это не способности, а скорее связь двойняшек. Когда ей плохо, когда она злится или расстроена. Именно он нашел ее через три дня, когда она сбежала после появления способности. Знает ее и понимает как самого себя, и двойняшки очень близки между собой. Только с возрастом у них появились небольшие секреты друг от друга, но это то, о чем лучше молчать даже с самим собой.
Когда старший брат ушел из дома, вступив в "Сыны Америки", а второй погрузился с головой в новую работу, все заботы о матери и семье в целом легли на него, потому что Морин всякий раз говорила, что у нее лапки и уходила на работу или шататься по улицам с Ирвингом.
Эндрю гей, но не афиширует этого. О его ориентации знает только Морин и они сказали матери, когда им было шестнадцать. Он безответно и давно испытывает теплые чувства к Тоби Ирвингу. Знает о том, что сестра с ним спит, но не говорит об этом, делая вид, что не в курсе. Мо знает о чувствах брата, и поэтому велела Ирвингу даже не заикаться об их связи.
В настоящий момент Тоби слишком глуп, чтобы рассмотреть в Энди кого-то большего, чем просто друга, воспринимает его как должное и даже не рассматривает под таким ракурсом. Но пока сдвинуть с места этот лежачий камень, чтобы под него полилась вода.
Двойняшки очень дружны между собой и оба обожают Тоби, но каждый по своему. Они дружили с Ирвингом еще со школы. Тоби помог Морин, когда ей стало плохо в школьном коридоре, с тех пор Макинтайры буквально окружили Ирвинга агрессивной заботой, хотя и раньше помогали ему и его матери по соседски. Энди был инициатором того, чтобы пригласить тогда еще тринадцатилетнего Тоби к ним на ужин, а потом уже и Мо подхватила эту традицию, зазывая друга то на обед, то на ужин, то просто потусить и перекусить. Он не очень одобряет то, что Мо и Тоби лазают по всему району и дальше, залезая всюду, куда могут залезть, потому что это опасно.

Подростковые драмы? Эмоции? Море феромонов и юношеских чувств? Этого есть у нас. Приходите, и завертим драму похлеще Санта Барбары, расширим этот любовный многоугольник до невиданной фигуры.
Не хочу загадывать наперёд, поэтому хотелось бы видеть на этой роли человека, заинтересованного в роли и с которым было бы интересно развивать эту историю вместе, по ходу игры смотреть к чему это приведёт :з

*Да, Гловер значительно старше восемнадцати лет, но ведь может парень выглядеть старше своего возраста, и мы рассматривали его времен "Сообщества" :3

ПРИМЕР ПОСТА

Дождь, гроза, буря, революция. Наверное, ничто не смогло бы поднять Морин с постели. Она пришла домой два часа назад и только успела стянуть джинсы, перед тем как упасть в подушку и закутаться в одеяло. Похоже менеджер в супермаркете решил, что раз Макинтайрам нужны деньги, то выходные им не особенно нужны, поэтому нагрузил их с Энди сменами так, что оба едва приползали домой. И если Энди еще хватало сил на какие-то дела по дому, то максимум, который могла выполнить Мо - это поесть, помыть посуду и упасть до утра в кровать.
В ее собственную кровать в собственной комнате! Морин добивалась этого очень давно, и, наконец, на пятнадцатилетие Энди и Люк сделали ей подарок, решив что девочке не помешает немного личного пространства. Да, ее комнатка больше похожа на чулан, где они когда-то жили вдвоем с братом, и им вполне хватало места, кстати. Но зато это ее личный чулан, с щеколдой на двери, со старой полуторной кроватью, крошечным шкафом и окном с пожарной лестницей, по которой они периодически вылезают на крышу, чтобы покурить и просто посмотреть на родную помойку с высоты. И без стука сюда вот уже три года никто не входит. Даже в окно.
Стук по стеклу выдернул ее из сна, но Мо сначала подумала что это дождь, накрывшись с головой одеялом, но стук повторился и явно не в такт дождю. Недовольно хмыкнув, Макинтайр раздвинула шторы и встретилась лицом к лицу с Тоби Ирвингом, которому мысленно пожелала, как минимум, скатиться по пожарной лестнице, по которой он к ней лазал. Но все же открыла окно, впуская парня внутрь.
- Ты с ума сошел в такую погоду шататься по улице? Мо щелкает выключателем, чтобы в комнате стало светлее и, недовольно насупившись, оглядывает гостя с ног до головы. Ее совершенно не заботит что сама она стоит в футболке и трусах, босая и растрепанная, уж Тоби видел ее и не такой. - Ага, на коврике у входной двери ляжешь, - пробурчала она. - Господи, а с лицом что? Мо привыкла заботиться о Тоби, оберегать его и всегда переживала за все его даже самые мелкие царапины, как за свои. Развернув лицо парня, она внимательно осмотрела царапину, недовольно хмыкнула, закусив губу, и отпустила его подбородок, снова шлепая уже мокрыми ногами по полу.
- Так, - наконец, изрекла Макинтайр, собирая непослушные волосы в пучок на макушке. - Раздевайся. Ее тон не терпел возражений, и Тоби это знал, но все равно попытался спорить, пока Мо просто стояла и смотрела на этого мокрого воробушка, уперев кулаки в бока. - Я говорю, раздевайся, а то схлопочешь простуду, а мне потом еще выхаживать тебя придется. Девушка сделала шаг вперед, потянув за молнию толстовки, стягивая ее с плеч парня и бросая на пол. Футболка последовала туда же. - Джинсы тоже снимай. Да, да, все снимай. Боже, Ирвинг, чего я там не видела, а? - Морин закатила глаза, заметив краску смущения на лице ночного гостя, и принялась рыться в шкафу, выудив на свет божий старый, но все еще пригодный для использования плед. И только после того, как вся мокрая одежда была свалена в одну кучу на полу, а Тоби завернут в плед и усажен на кровать, Морин подхватила его вещи и вышла из комнаты, не озаботившись одеться сама.

- Держи, - произнесла она, вернувшись минут через десять с кружкой чая и сухими вещами, которые бросила парню. - Одолжила у Энди. Тебе будут немного великоваты, но на сегодня сойдет, а твое барахло закинула в стирку. И вот, попей горячего. У Морин и Эндрю уже давно вошло в привычку заботиться о Тоби. Они оберегали его от всего и всегда вдвоем, но сейчас она тайком стащила из комода спортивные штаны и футболку брата, иначе пришлось бы объяснять зачем и как давно Ирвинг приходит к ней в гости через окно.
- Покажи-ка, - Морин вытащила из тумбочки свою импровизированную аптечку. С ее неуклюжестью и бесконечным везением, младшая из Макинтайров вечно ходила в синяках и царапинах, поэтому при себе и в комнате всегда имела антисептик, вату, пластырь и прочие необходимые вещи для обработки ран и обезболивания. Пока ее внезапный гость неуклюже и все еще стесняясь одевался, Морин ковырялась в своих запасах, вытаскивая нужное. Она сидела на кровати, поджав под себя одну ногу, а вторую свесив на пол и ждала пока Тоби сядет напротив. - Будет жечь, - предупредила Мо, прикладывая к царапине на скуле ватку, смоченную антисептиком, а второй рукой кутая ледяные ноги парня одеялом. - Горе ты мое, Тобиас, - девушка покачала головой, тяжело вздыхая, как будто на ее плечах лежала забота обо всем мире, а не об одном хрупком пареньке.

Покидать помещение он явно не собирался, но наличие трупа заставляло его по несколько раз обдумывать дальнейший план. Уже по привычке, он достал монетку дабы решить ситуацию как и всегда. Но сразу подбрасывать не стал, в последний раз ему не очень везло с удачей и он задумался о смене сторон. Взяв монетку между пальцев, Джим что-то шепнул и подбросил. Он всегда делал какое-то “магическое” действие, со стороны это был чистый абсурд, но Чапмана это успокаивало. Поцеловать монетку, или дунуть в кулак, считалось обязательным действием в этом ритуале.
Он едва поймал ее, так как руки дрожали, выпал орел.
— Проклятье! -  выругался Джим, но это его явно не успокоило. Кажется он попал на какое-то шоу, где все сводится к положительным ответам.
Так или иначе, он соглашался с монетой. Но обыскивать мертвеца не спешил, делая все чтоб оттянуть момент. Джима пугало все, начиная незнанием причин происходящего и заканчивая трупом.
“Ну давай же… Хватит распускать сопли!”
Собравшись силами, Чапман сел около трупа и стал шарить по карманам. В надежде, что хоть в чем-то ему повезет и он найдет полезные вещи.
В карманах он нашел не много полезного, разве что ключи и зажигалка. И записка, не понятно зачем, но и ее он забрал. Джим вспомнил о двери в служебное помещение, которую краем глаза заметил, когда убегал от монстров. Дождавшись когда все стихнет, Чапман выбрался из туалета и направился к двери. Он бы с радостью побежал, но поблизости было еще несколько зомби, а Джим не хотел привлекать их внимание. К тому же он не знал какой из ключей подойдет и подойдет ли вообще.
Добравшись до цели, Джим решил воспользоваться для начала медным ключом. Просто он не раз видел, что на двери в такие помещения не ставят супер-замки. И он оказался прав, медный ключ подошел. Но за дверью оказалось мрачно и темно. Это был длинный коридор с несколькими дверьми и двумя поворотами.Джим шагнул вперед, и прикрыл за собой дверь. Время выберать.
Джим решил начать с предпоследней двери, но она оказалась заперта, а ни один из ключей не подошел.
“Для монетки еще слишком много вариантов, да и уже не все так плохо.”
За поворотом налево, было техническое помещение. Осмотрев его и поняв, что ничего не смыслит в этом, Чапман вернулся в главный коридор и проверил оставшиеся двери, все они оказались запертыми. Вариантов становилось все меньше, и кажется это не устраивало парня.
В правом коридоре, первое что заметил Джим так это следы крови и приоткрытую дверь. Достав монетку , подкинув, а после поймав в руку, она стал медленно разжимать кулак. Эти действия делались на автомате, когда Джим не знал как поступить или что выбрать.  Выпал орел, что означало проверить комнат управления. Здесь ничего важного не было, только огорчения. Например то, что у поезда почти сдох блок питания, а значит выбраться на нем не возможно. Джим залез в карманы куртки, но при этом не сводил глаз с мониторов. Нащупав что-то, Чапман вытащил руки из карманов, попутно захватив найденное. Это был пропуск и вложенная записка с каким-то кодом.
Больше полезного не нашлось, еще раз осмотрев стол и под ним, он наткнулся на объявление о установке кодовых замков.
“Так вот зачем эта записка…”
Оставался один путь, в комнату с кровью. Так мысленно назвал ее Джим Чапман.
Это была обычная комната для отдыха персонала, все удобства для лентяйства на работе. Джим проследил за следом крови, который привел его к вентиляции. Решётка была выбита, а кровь поднималась к отверстию. Словно туда кого-то утащили.
Но для начала, Чапман вернулся к личным ящикам и найдя нужное имя ввел код. В надежде, что там найдет очередной ключ, который откроет дверь в коридоре. Тогда Джиму не придется совершать глупых поступков.

Покидать помещение он явно не собирался, но наличие трупа заставляло его по несколько раз обдумывать дальнейший план. Уже по привычке, он достал монетку дабы решить ситуацию как и всегда. Но сразу подбрасывать не стал, в последний раз ему не очень везло с удачей и он задумался о смене сторон. Взяв монетку между пальцев, Джим что-то шепнул и подбросил. Он всегда делал какое-то “магическое” действие, со стороны это был чистый абсурд, но Чапмана это успокаивало. Поцеловать монетку, или дунуть в кулак, считалось обязательным действием в этом ритуале.
Он едва поймал ее, так как руки дрожали, выпал орел.
— Проклятье! -  выругался Джим, но это его явно не успокоило. Кажется он попал на какое-то шоу, где все сводится к положительным ответам.
Так или иначе, он соглашался с монетой. Но обыскивать мертвеца не спешил, делая все чтоб оттянуть момент. Джима пугало все, начиная незнанием причин происходящего и заканчивая трупом.
“Ну давай же… Хватит распускать сопли!”
Собравшись силами, Чапман сел около трупа и стал шарить по карманам. В надежде, что хоть в чем-то ему повезет и он найдет полезные вещи.
В карманах он нашел не много полезного, разве что ключи и зажигалка. И записка, не понятно зачем, но и ее он забрал. Джим вспомнил о двери в служебное помещение, которую краем глаза заметил, когда убегал от монстров. Дождавшись когда все стихнет, Чапман выбрался из туалета и направился к двери. Он бы с радостью побежал, но поблизости было еще несколько зомби, а Джим не хотел привлекать их внимание. К тому же он не знал какой из ключей подойдет и подойдет ли вообще.
Добравшись до цели, Джим решил воспользоваться для начала медным ключом. Просто он не раз видел, что на двери в такие помещения не ставят супер-замки. И он оказался прав, медный ключ подошел. Но за дверью оказалось мрачно и темно. Это был длинный коридор с несколькими дверьми и двумя поворотами.Джим шагнул вперед, и прикрыл за собой дверь. Время выберать.
Джим решил начать с предпоследней двери, но она оказалась заперта, а ни один из ключей не подошел.
“Для монетки еще слишком много вариантов, да и уже не все так плохо.”
За поворотом налево, было техническое помещение. Осмотрев его и поняв, что ничего не смыслит в этом, Чапман вернулся в главный коридор и проверил оставшиеся двери, все они оказались запертыми. Вариантов становилось все меньше, и кажется это не устраивало парня.
В правом коридоре, первое что заметил Джим так это следы крови и приоткрытую дверь. Достав монетку , подкинув, а после поймав в руку, она стал медленно разжимать кулак. Эти действия делались на автомате, когда Джим не знал как поступить или что выбрать.  Выпал орел, что означало проверить комнат управления. Здесь ничего важного не было, только огорчения. Например то, что у поезда почти сдох блок питания, а значит выбраться на нем не возможно. Джим залез в карманы куртки, но при этом не сводил глаз с мониторов. Нащупав что-то, Чапман вытащил руки из карманов, попутно захватив найденное. Это был пропуск и вложенная записка с каким-то кодом.
Больше полезного не нашлось, еще раз осмотрев стол и под ним, он наткнулся на объявление о установке кодовых замков.
“Так вот зачем эта записка…”
Оставался один путь, в комнату с кровью. Так мысленно назвал ее Джим Чапман.
Это была обычная комната для отдыха персонала, все удобства для лентяйства на работе. Джим проследил за следом крови, который привел его к вентиляции. Решётка была выбита, а кровь поднималась к отверстию. Словно туда кого-то утащили.
Но для начала, Чапман вернулся к личным ящикам и найдя нужное имя ввел код. В надежде, что там найдет очередной ключ, который откроет дверь в коридоре. Тогда Джиму не придется совершать глупых поступков. 

По-настоящему хороший учитель - не тот, кто хорошо учит, а тот, кто учит хорошему. Эту фразу Пит как мантру повторяет себе вместе с дюжиной других мотивационных цитаточек каждый будний день, выпинывая свои телеса из-под одеяла на работу совсем не его мечты. И нет, он не испытывает социофобных потуг при входе в аудитории, не брызжется желчной ненавистью к студентам и даже не ноет о том, как его "все задолбало", потому что он искренне любит людей и ему, на самом-то деле, очень нравится с ними взаимодействовать, но будем честны: преподавать - это уныло, нудно и быстро выматывает. Уже после месяца ежедневного вдалдычивания в далеко не всегда светлые головы простых (для дважды phD) истин энтузиазм заразить молодое поколение любовью к науке гаснет, как либидо после менопаузы, оставляя за собой послевкусие рутинного реализма с его огромными стопками непроверенных эссе и до безумия скучной подготовки к лабораторным исследованиям. Пит не испытывает особых чувств к преподавательскому ремеслу: он не Джон Китинг, не Оби-Ван Кеноби и не Альбус Дамблдор. В отличие от вымышленных миров, где наставники душой болеют за учеников, в реальной жизни все гораздо тривиальнее: Пирсон редко запоминает лица студентов, еще реже - их имена, хоть и имеет привычку находиться в добрых отношениях с обучающимися, здороваться при случайных встречах в кафе, лайкать посты в Фейсбуке и искренне радоваться за их успехи. Если они, конечно же, есть.
У Кита Хэнкока, например, успехов определенно не было.
Странно, но доктор Пирсон чувствовал ответственность за этого парня чуть больше, чем за всех остальных ребят с его потока. Среди уникальных, блестящих и особо успевающих студентов Хэнкок не числился: напротив, он часто ленился, прогуливал занятия, здоровался через раз и выполнял домашнюю работу через два. На кафедре на него шипели, цацкаться с проблемным молодым человеком особо никто не хотел: и без того дел хватает. Питу было его жаль: ему всегда всех жаль, даже - особенно - лоботрясов и бездельников. Человеколюбие Пирсона твердило, что есть в Хэнкоке что-то такое, что нужно понять, простить и помочь исправить. От хорошей жизни подростки не становятся мрачными властелинами сарказма и полного безразличия к академической успеваемости. Впрочем, разобраться в том, что именно нуждалось в психологическом апгрейде у вечно молодого, вечно угрюмого Кита, у Пирсона не было ни времени, ни возможности - вжух, и Кит затух - стремительное отчисление, еще более стремительное исчезновение со всех видимых и невидимых полей досягаемости, даже несмотря на попытки заступиться на кафедре и узнать, как дела и когда на родину вернется одолженный в надежде хоть как-то помочь с учебой справочник по введению в робототехнику.
Через пару месяцев Пит вовсе и забыл, что когда-то в своей жизни обучал человека по имени Кит Хэнкок.
До этого дня.
Питу показалось, что время и обстоятельства сделали Хэнкока еще более уверенным в себе и дерзким. Даже смятенный неловкостью ситуации - смятение заразительно чувствовалось - Кит держался так, будто приходит к профессору в гости каждый день.
Все, что мог вымолвить Пит, так это превышающими все социально допустимые нормы громкости (в децибелах) проорать на полквартала нецензурной бранью о том, в какое все же сильное удивление и неразумение его привела эта внезапная встреча, а также с применением еще более вульгарной лексики полюбопытствовать у бывшего студента, что приключилось с его отсутствующей конечностью.
Его заинтересовал не столько протез, сколько история, за ним стоящая. В голове у Пирсона в ряд выстроились 100 и 1 вопрос, и он даже забыл о нормах этикета: ну, предложить выпить чай новоиспеченному полукиборгу, да отведать матушкиных плюшек. Звонкое "папуль, все нормально?" со второго этажа - в этом белом, как вот-вот приближающаяся к рассудку Пита горячка, доме этот повидавший дерьма и жизнью закаленный (привыкший?) ребенок слышал речь и похуже - все же вернули Пита с планеты "ЧЕ ЭТО БЛЯ ЗА ХЕРНЯ?" на Землю.
- Пойдем. Расскажешь, - доктор кивает в сторону двери в чулан (для себя он гордо окрестил сию каморочку папы Карло бэт-пещерой), приглашая следовать за ним. Не самое лучшее место для встречи гостей, но вот для допросов на тему отрубленных конечностей и биопротезов лучше места на свете не сыскать: тускло, тесно, глухо, никто не увидит и не услышит. Все, что происходит в этой каморке, остается в этой каморке. Для обычного чулана тут, правда, слишком много компьютеров и техники, но для Хэнкока, пришедшего к Питу явно не за конфетами на Хэллоуин, данные предметы интерьера, по всей видимости, были как раз на руку.